Глава вторая

Исчезнувшее стекло

    Почти десять лет минуло с тех пор, как Дёрсли, проснувшись, нашли на крыльце собственного племянника, однако Тисовая Аллея осталась прежней. В то утро солнце поднялось над всё такими же ухоженными садиками; озарило бронзовую табличку с номером четыре на входной двери дома Дёрсли; лучи света просочились в гостиную, почти не изменившуюся с вечера, когда мистер Дёрсли смотрел тот роковой выпуск новостей. Лишь фотографии на каминной полке дали понять, как много времени прошло на самом деле. Десять лет назад здесь было множество снимков чего-то, похожего на надувной розовый мяч в разноцветных чепчиках, – но Дадли Дёрсли вырос, и теперь на фотографиях был запечатлён тучный светловолосый мальчик на своём первом велосипеде; на ярмарочной карусели; за компьютером с папой; в обнимку с мамой. В комнате так и не появилось ни намёка на то, что в семью попал ещё один мальчик.

    Но Гарри Поттер по-прежнему жил здесь. Сейчас он спал, но спать ему оставалось недолго. Тётя Петуния уже поднялась, и именно её пронзительный голос разбудил Гарри в то утро.

    – Подъём! Вставай! Сейчас же!

    Гарри, вздрогнув, проснулся. Тётя снова забарабанила в дверь.

    – Вставай! – визгливо крикнула она. Слышно было, как она прошла в кухню и поставила на плиту сковородку. Гарри перевернулся на спину и попытался вспомнить, что же ему только что снилось. Это был хороший сон – кажется, летящий по небу мотоцикл. Гарри не покидало странное ощущение, будто он уже видел этот сон.

    Тётя вернулась к двери.

    – Ты уже встал? – требовательно поинтересовалась она.

    – Почти, – отозвался Гарри.

    – Да пошевеливайся же, мне надо, чтобы ты присмотрел за беконом. И не дай бог он пригорит, – в день рождения Дадди всё должно быть безупречно.

    Гарри застонал.

    – Что ты сказал? – рявкнула тётя из-за двери.

    – Ничего, ничего...

    День рождения Дадли, – как он мог забыть? Гарри не спеша вылез из постели и начал искать носки. Они обнаружились под кроватью; Гарри стряхнул с них паука и надел. Он привык к паукам, ведь в чулане под лестницей, где он спал, их было полно.

    Одевшись, Гарри прошёл на кухню. Стол был практически погребён под подарками Дадли. Похоже, тот получил новый компьютер, о котором и мечтал, не говоря уж о втором телевизоре и гоночном велосипеде. Зачем Дадли велосипед, для Гарри оставалось загадкой, ведь Дадли был ужасно жирным и ненавидел спорт, – если только не считать за спорт привычку кому-нибудь вмазать. Любимой боксёрской грушей он избрал Гарри, – правда, того нечасто удавалось поймать. Ни за что не скажешь по внешнему виду, но Гарри очень быстро бегал.

    Гарри всегда был чересчур маленьким и тощим для своего возраста, – возможно, сказывалась жизнь в тёмном чулане. А ещё меньше и тоньше он казался оттого, что всю свою одежду донашивал за Дадли, а кузен был крупнее него раза в четыре. У Гарри было худое лицо, угловатые колени, чёрные волосы и ярко-зелёные глаза. Он носил круглые очки, перемотанные посередине толстым слоем клейкой ленты, потому что Дадли периодически бил его по носу. Единственное, что нравилось ему в собственной внешности – тонкий шрам на лбу, похожий на молнию. Он был у Гарри, насколько тот помнил, с самого раннего детства, и первый вопрос, который он задал тёте Петунии – откуда взялся шрам.

    – Это из-за той аварии, в которой погибли твои родители, – недовольно ответила она. – И не задавай вопросов.

    «Не задавай вопросов» – главное условие мирных отношений с дядей и тётей.

    Дядя Вернон вошёл в кухню, когда Гарри переворачивал на сковороде бекон.

    – Причешись! – гаркнул он в качестве утреннего приветствия.

    Примерно раз в неделю дядя Вернон, осуждающе глядя на Гарри поверх газеты, заявлял, что племянника нужно подстричь. Гарри, должно быть, стригли чаще, чем всех его одноклассников, вместе взятых, но смысла в этом не было никакого, – его волосы очень быстро росли и, к тому же, торчали в разные стороны.

    Когда появились Дадли с матерью, Гарри уже жарил яичницу. Кузен был очень похож на своего отца: круглое розовое лицо, короткая шея, маленькие водянистые голубые глазки и густые светлые волосы, аккуратно лежавшие на большой жирной голове. Тётя Петуния всегда твердила, что Дадли похож на ангелочка, – Гарри же про себя звал его «хрюнь-манюнь».

    Гарри расставил на столе тарелки с яичницей и беконом, – что оказалось очень непрото, ведь там почти не осталось места. Дадли между тем пересчитал свои подарки. Лицо его разочарованно вытянулось.

    – Тридцать шесть, – буркнул он, исподлобья глядя на родителей. – Это на два меньше, чем в прошлом году.

    – Дорогой, ты пропустил подарок тётушки Мардж, смотри, вот он, под большой коробочкой от мамочки и папочки.

    – Ладно, но тогда получается всего тридцать семь, – процедил Дадли с побагровевшим лицом.

    Гарри, распознав симптомы приближающейся истерики, начал торопливо, как волк, заглатывать бекон, – мало ли, кузен перевернёт стол.

    Тётя Петуния, очевидно, тоже заметила надвигающуюся опасность и затараторила:

    – И мы купим тебе ещё два подарка, пока будем гулять. Как тебе это, пупсик? Ещё два подарочка. Хорошо?

    Дадли задумался. Тяжело задумался. Наконец Дадли медленно проговорил:

    – Значит, у меня будет тридцать... тридцать...

    – Тридцать девять, мой сладенький, – подсказала тётя Петуния.

    – А-а, – Дадли тяжело плюхнулся на стул и схватил ближайший свёрток. – Тогда ладно.

    Дядя Вернон хохотнул.

    – Наш малец знает себе цену, – прямо как отец. Молодчина, Дадли! – он взъерошил сыну волосы.

    В это время зазвонил телефон, и тётя Петуния поторопилась к трубке; Гарри и дядя Вернон между тем наблюдали, как Дадли распаковывает гоночный велосипед, видеокамеру, самолёт с дистанционным управлением, шестнадцать новых компьютерных игр и видеомагнитофон. Он уже срывал обёртку с золотых наручных часов, когда вернулась тётя Петуния, рассерженная и обеспокоенная.

    – Плохо дело, Вернон, – обратилась она к мужу. – Миссис Фигг сломала ногу. Она не сможет забрать его, – она дёрнула головой в сторону Гарри.

    От ужаса у Дадли отвисла челюсть, а сердце Гарри радостно подпрыгнуло. Каждый год, в дадлин день рождения, Дёрсли, забирая сына и кого-нибудь из его друзей, отправлялись в парки аттракционов, в кафе, в кино. Гарри же они оставляли на попечении миссис Фигг, сумасшедшей старухи, жившей за две улицы от них. Весь её дом насквозь пропах капустой, а сама хозяйка вдобавок заставляла мальчика рассматривать снимки всех кошек, живших у неё в разное время.

    – Ну, что теперь? – вопросила тётя Петуния, злобно зыркнув на Гарри, словно это он всё подстроил. Тот понимал, что миссис Фигг следует посочувствовать, но это было нелегко, – ведь теперь целый год отделял Гарри от того момента, когда ему снова придётся созерцать фотографии Тибби, Снежка, мистера Лапки и Хохолка.

    – Мы можем позвонить Мардж, – предложил дядя Вернон.

    – Не глупи, Вернон, она терпеть не может мальчишку.

    Дёрсли всегда обсуждали Гарри в таком тоне, словно его не было рядом, – или же словно он был чем-то безмозглым и к тому же не способным их понять, вроде слизняка.

    – А как насчёт твоей подруги – как же её – Ивонны?

    – В отпуске на Майорке, – отрезала тётя Петуния.

    – Вы можете просто оставить меня здесь, – с надеждой вмешался Гарри (тогда бы он в кои-то веки посмотрел по телевизору, что захочет, а, может быть, даже поиграл на компьютере Дадли).

    Вид у тёти Петунии был такой, точно она проглотила лимон.

    – Чтобы потом вернуться, а дом лежит в руинах? – прорычала она.

    – Да не взорву я дом, – запротестовал Гарри, но его уже никто не слушал.

    –  Может, мы возьмём его с собой в зоопарк, – неуверенно начала тётя Петуния, – и оставим в машине...

    – Машина вообще-то новая, его одного я в ней не оставлю...

    Дадли разрыдался. То есть, вообще-то он вовсе не плакал, – в последний раз с ним это случилось несколько лет назад, но он знал: стоит ему скривить лицо и завыть, как мамочка исполнит любую его прихоть.

    –Лапочка мой, Дадлюшка, не плачь, мамуля не позволит ему испортить твой праздник!

    – Я... не хоч-чу... чтобы он... ехал с нами! – голосил Дадли в промежутках между фальшивыми всхлипываниями. – Он всегда всё п-портит!

    Он состроил Гарри мерзкую рожу, высунувшись из-за спины матери.

    Внезапно в дверь позвонили.

    – О Господи, это они! – с отчаянием воскликнула тётя Петуния, и вскоре в кухню вошёл лучший друг Дадли, Пьерс Полкисс, со своей матерью. Пьерс был костлявым мальчишкой, сильно напоминавшим крысу. Именно он скручивал руки за спину жертвам Дадли, чтобы тому было удобнее их бить. Дадли моментально прекратил свой притворный плач.

    Полчаса спустя Гарри, не смея поверить в своё счастье, уже сидел на заднем сиденье машины дяди Вернона, рядом с Пьерсом и Дадли, – впервые в жизни он ехал в зоопарк. Дядя с тётей так и не придумали, куда бы его сбагрить, но, прежде чем Гарри залез в автомобиль, дядя Вернон отвёл его в сторону.

    – Предупреждаю тебя, – прошипел он, приблизив побагровевшую физиономию к самому лицу Гарри, – предупреждаю, хоть один фокус – и ты просидишь в чулане до Рождества.

    – Да я и не собирался, – пообещал Гарри, – правда...

    Но дядя Вернон ему не поверил. Ему вообще никто не верил

    Всё дело в том, что с Гарри часто происходили странные вещи, и бесполезно было объяснять дяде с тётей, что он тут ни при чём.

    Например, однажды тёте Петунии надоело, что Гарри приходит из парикмахерской в таком виде, будто там и не был; вооружившись кухонными ножницами, она остригла его почти налысо, оставив лишь небольшую чёлку, дабы «прикрыть этот ужасный шрам». Дадли чуть не лопнул со смеху при виде Гарри, а тот провёл бессонную ночь, представляя, что с ним завтра будет в школе, где уже и так смеялись над его мешковатой одеждой и сломанными очками. Однако следующим утром он обнаружил, что волосы выглядят точно так же, как и до того, как тётя Петуния его обкорнала. За это Гарри неделю просидел в чулане, хоть и пытался объяснить, что понятия не имеет, почему волосы отросли так быстро.

    В другой раз тётя пыталась заставить Гарри надеть кошмарный старый свитер  Дадли (коричневый с оранжевыми помпонами). Казалось, чем усерднее она натягивала на него свитер, тем меньше он становился, пока, наконец, не съёжился до того, что был бы впору кукле, но уж никак не Гарри. К счастью, тётя Петуния решила, что свитер сел после стирки, и обошлось без наказаний.

    Но был и случай, когда он влип в серьёзные неприятности, – его заметили на крыше школьной столовой. Банда Дадли, как обычно, гналась за ним, и вдруг, к удивлению Гарри – а также всех остальных – он оказался на трубе. Директриса послала Дёрсли гневное письмо, сообщив в нём, что Гарри лазает по школьной крыше. Но всё, что тот хотел сделать (как он кричал дяде Вернону через запертую дверь чулана) – это перепрыгнуть через мусорные баки за дверью столовой. Сам Гарри решил, что, когда он прыгал, его подхватил порыв ветра.

    Но сегодня всё должно было пройти гладко. Даже общество Дадли и Пьерса стоило того, чтобы провести день не в школе, не в чулане и не в пропахшей капустой гостиной миссис Фигг.

    По дороге дядя Вернон жаловался тёте Петунии. Он вообще любил пожаловаться: на подчинённых, на Гарри, на совет директоров, на Гарри, на банк, на Гарри, – и это была лишь часть его излюбленных тем. Сегодня главным объектом его претензий стали мотоциклы.

    – ...носятся как ненормальные, хулиганы чёртовы, – проворчал дядя Вернон, когда их обогнал байкер.

    – А мне сегодня приснился мотоцикл, – сообщил Гарри, вдруг вспомнив свой сон. – Он летел по небу.

    Дядя Вернон чуть не въехал в идущую впереди машину. Он резко развернулся к Гарри (лицо его походило на гигантскую свёклу с усами) и заорал:

    – МОТОЦИКЛЫ НЕ ЛЕТАЮТ!

    Дадли и Пьерс захихикали.

    – Да-да, я знаю, – быстро согласился Гарри. – Это был просто сон.

    Он уже жалел, что раскрыл рот. Если и было в его поведении что-то более ненавистное родственникам, чем когда он задавал вопросы, – так это когда он говорил о чём-то необычном, неважно, видел ли он это во сне или даже в мультфильме – им, похоже, казалось, что у него могли появиться какие-то нездоровые идеи.

    Суббота выдалась солнечной, и в зоопарке было полно людей с детьми. На входе Дёрсли купили Дадли и Пьерсу по большому шоколадному мороженому, а Гарри достался дешёвый фруктовый лёд с лимонным вкусом, – и то лишь потому, что они не успели увести его от прилавка прежде, чем улыбчивая продавщица спросила, чего он хочет. Тоже неплохо, думал Гарри и лизал фруктовый лёд, наблюдая за чешущей голову гориллой, – та ужасно напоминала Дадли, разве что волосы были тёмные.

    У Гарри давно не было такого прекрасного утра. Он, правда, старался держаться в стороне от остальных, так как ближе к обеду Дадли и Пьерсу уже начали надоедать животные, а значит, они могли заняться своим любимым делом – избить его. Они перекусили в ресторанчике прямо в зоопарке, а когда Дадли учинил скандал по поводу отсутствия мороженого на верхушке десерта «Восторг сорванца», дядя Вернон заказал ему другую, а Гарри разрешили доесть остатки.

    Впоследствии Гарри понял: всё шло слишком хорошо, чтобы продолжаться в том же духе.

    После обеда они отправились в террариум. Там было прохладно и темно, и вдоль стен тянулись освещённые витрины. За стеклом ползали и скользили по камням и кускам дерева всевозможные ящерицы и змеи. Дадли и Пьерсу захотелось посмотреть на ядовитых кобр и гигантских, мощных питонов, и Дадли быстро нашёл самую крупную змею в террариуме. Она с лёгкостью могла дважды обвиться вокруг машины дяди Вернона и расплющить её в лепёшку, – но данный момент, похоже, была не в настроении. Она, вообще-то, крепко спала.

    Дадли, прижав нос к стеклу, таращился на блестящие бронзовые кольца.

    – Расшевели её, – захныкал он.

    Дядя Вернон забарабанил костяшками пальцев по стеклу, но змея даже не шелохнулась.

    – Ещё раз, – скомандовал Дадли. Дядя Вернон постучал энергичнее, но безрезультатно.

    – Ску-у-учно, – проныл кузен и пошёл прочь, волоча ноги.

    Гарри подошёл к витрине и пристально посмотрел на змею. Он бы не удивился, если та умерла от скуки, – никакой компании, за исключением глупых людей, целый день барабанящих по стеклу, мешая спать. Это даже хуже, чем спать в чулане, где единственный гость – тётя Петуния, колотящая в дверь, чтобы разбудить; он, по крайней мере, мог передвигаться по дому.

    Внезапно змея открыла глаза – крошечные, блестящие, похожие на бусинки. Медленно, очень медленно она поднимала голову, пока её глаза не оказались вровень с глазами Гарри. 

    Она подмигнула.

    Гарри вытаращился на змею. Затем быстро оглянулся проверить, не смотрит ли на них кто-нибудь. Убедившись, что нет, Гарри снова повернулся к змее и подмигнул в ответ.

    Она указала головой на Дадли и дядю Вернона и затем возвела глаза к потолку, очевидно, имея в виду: «И вот так всё время».

    – Я понимаю, – прошептал Гарри, хотя вряд ли змея слышала его через толстое стекло. – Наверное, ужасно раздражает.

    Змея согласно кивнула.

    – Откуда ты? – спросил Гарри.

    Она ткнула хвостом в сторону небольшой таблички возле витрины. Гарри вгляделся в неё:

    «Удав, Бразилия».

    – Хорошо там, в Бразилии?

    Змея снова указала на табличку, и Гарри прочёл дальше:

    «Экземпляр был выведен в зоопарке».

     – А-а, я понял... Так ты там никогда не бывала?

    Змея отрицательно мотнула головой, и тут за спиной у Гарри раздался оглушительный вопль, так что они оба вздрогнули от неожиданности:

    – ДАДЛИ! МИСТЕР ДЁРСЛИ! СКОРЕЕ, СМОТРИТЕ НА ЭТУ ЗМЕЮ! ВЫ НЕ ПОВЕРИТЕ, ЧТО ОНА ВЫТВОРЯЕТ!

    Дадли вразвалочку поспешил к ним.

    – Пошёл с дороги, ты, – фыркнул он, толкнув Гарри в грудь. Застигнутый врасплох, Гарри упал и сильно ударился о бетонный пол. Пьерс и Дадли прильнули к стеклу и тут же отскочили с воплями ужаса, – всё произошло в мгновение ока.

    Гарри кое-как сел и охнул: стекло витрины исчезло. Гигантская змея поспешно разворачивала кольца, выползая на пол. Люди по всему террариуму с криками помчались к выходу.

    Гарри мог бы поклясться, – когда змея торопливо скользила мимо, до него донеслось тихое шипение:

    – В Бразилию... с-с-спасибо, амиго.

    Служащий террариума был в шоке.

    – Но стекло, – повторял он. – Куда делось стекло?

    Директор зоопарка лично приготовил тёте Петунии чашку крепкого, сладкого чая, непрестанно извиняясь. Пьерс и Дадли могли лишь бубнить что-то невразумительное. Насколько Гарри видел, змея ничего им не сделала, разве что играючи куснула за пятки, скользя мимо. Но, когда они уже сидели в машине, Дадли божился, что она чуть не откусила ему ногу, а Пьерс уверял, что его едва не задушили. Но, что хуже всего, – по крайней мере, для Гарри, – придя в себя, Пьерс наябедничал:

    – А Гарри разговаривал с ней, – правда, Гарри?

    Дядя Вернон дождался, пока Пьерса уведут домой, и затем набросился на Гарри. Он был так зол, что едва мог говорить. Выдавив: «Иди... в чулан... сиди там... без еды», он рухнул в кресло, и тёте Петунии пришлось налить ему большой стакан бренди.

* * *

    Позже Гарри, лежа в тёмном чулане, жалел, что у него нет часов. Он не знал, сколько  времени, и не был уверен, что Дёрсли уже улеглись в постель. А пока они не уснули, он не  смел прокрасться на кухню и стащить хоть что-нибудь поесть.

    Он жил здесь уже почти десять лет, десять несчастливых лет, сколько он себя помнил, с тех пор, как его родители погибли в автокатастрофе. Гарри не помнил, что тоже был в той машине. Иногда, подолгу напрягая память в своём чулане, он видел странную картину: вспышка зелёного света и адская боль в голове. Это, как он думал, и была автокатастрофа, хотя не мог понять, откуда взялся зелёный свет. Он совсем не помнил родителей. Дядя и тётя никогда не говорили о них, и, конечно же, запрещали ему задавать вопросы. Фотографий родителей в доме не было.

    Раньше Гарри мечтал, что однажды за ним явится какой-нибудь неизвестный родственник, но этого так и не случилось; Дёрсли оставались его единственной семьей. Хотя иногда ему казалось (или он просто на это надеялся), что некоторые прохожие узнают его. Странные это были прохожие. Как-то раз, когда он был в магазине с тётей Петунией и Дадли, ему поклонился старичок в фиолетовом цилиндре. Тётя Петуния, злобно спросив у Гарри, откуда он знает этого человека, вылетела с ними из магазина, так ничего и не купив. В другой раз диковатого вида пожилая женщина весело помахала ему в автобусе. Лысый мужчина в длинном пурпурном плаще пожал ему руку и ушёл, не сказав ни слова. Самое интересное во всех этих людях было то, что, когда Гарри пытался повнимательнее их рассмотреть, они исчезали.

    В школе с Гарри никто не водился. Все знали, что банда Дадли ненавидела этого странного Гарри Поттера в мешковатой одежде и сломанных очках; а конфликтовать с бандой Дадли не хотелось никому.